Гнездо скорпиона - Миры Анджея Сапковского


	Гнездо скорпиона Анджею Сапковскому, с благодарностью за вдохновение. Долина была как долина – узкий изумрудно-зелёный язык, высунутый между судорожно сжатыми челюстями предгорий. Шестая или седьмая с тех пор, как он, покинув обжитые людьми места, устремился вдоль горного хребта на восток, не тратя времени на отдых. Единственное, но главное отличие ворвалось в лёгкие вместе с воздухом, защекотало ноздри дымом очага и запахом человеческого жилья. Подвешенный над огнём котёл с похлёбкой издавал соблазнительные ароматы. Они, да ещё тоскливые вздохи навьюченного мула вынудили Шилак‘ха слегка приглушить врождённую нелюбовь к человеку. Тронув коленями бока коня, он заставил его пуститься шагом по едва заметной тропке, ведущей вниз. Следом, тяжело вздохнув, двинулся мул. О причине, вынудившей его отправиться в странствие накануне зимы, Шилак‘х вспоминать не хотел. “Стечение обстоятельств, – повторял он себе, – глупость людская, помноженная на мою собственную. Результат – парочка разбитых морд, косые взгляды, шушуканье за спиной и общее молчаливое желание избавиться от неприятного соседства. С глаз долой, из сердца вон”. Другой на его месте, возможно, обиделся бы. И остался – назло соседям. Некоторые его знакомые-люди называли такое упрямство “принципиальностью”, сам же Шилак‘х считал его обыкновенной дурью. Причём чреватой крупными неприятностями. Еле различимая тропинка петляла меж валунов – то ли скатившихся со скал, то ли передвинутых сюда ради определённой цели. Местечко это, как ни крути, очень подходит для засады. Шилак‘х напрягся, кожа между лопаток зачесалась в ожидании стрелы или арбалетного болта. Сейчас он не чувствовал направленной на цель угрозы, обычно излучаемой стрелком, но долгая жизнь среди людей приучила его к неприятным сюрпризам. Ткнув пятками уставшего коня, он заставил его идти чуточку быстрее, и оглянулся, бросая взгляд на мула. Тот, тяжко вздыхая, понуро плёлся следом. Опасное место миновали без приключений. Должно быть, люди редко ездят этой дорогой. Облегчённо переведя дух, Шилак‘х обвёл взглядом раскинувшуюся перед ним долину. Если не считать запаха человеческого жилья, она и впрямь не выглядела особенной. Темнеющая вдали башня, одна из многих, разбросанных по округе, уже начинала разваливаться. К её ещё прочному основанию лепилось что-то непонятное, сложенное из мелких камней, крытое корявыми ветками кустарника, который рос тут же, на склонах. Где-то внутри этого “нечто”, как определил чутким нюхом Шилак‘х, жмутся друг к другу овцы, шуршат подстилкой мыши, пискляво плачет грудной младенец. Внезапно ветер изменил направление. Тут же, почуяв чужого, откуда-то из непонятного строения выбежала пара псов. И не трусоватые дворняжки, которых он молчаливо презирал, а лохматые горные овчарки. Псы бесстрашно кинулись под конские копыта, сопровождая свирепым лаем каждый шаг. На шум неспешно вышел хозяин – невысокий, крепко сбитый мужичок. В его руках гудел натянутой тетивой длинный охотничий лук, а из-за плеча дразнились оперением длинные стрелы. В голове Шилак‘ха тут же пронеслись россказни какого-то олуха о горском гостеприимстве. Мол, там никого не встречают с пустыми руками. Тем временем мужичок ощупал хозяйственным взглядом и породистого жеребца, и всадника, и тяжело навьюченного мула. Цепкие глаза отметили высокий рост незнакомца, коротко остриженные волосы выгоревшие добела на летнем солнце, проклёпанную железом кожаную куртку, кожаные же брюки, высокие ботинки со странными застёжками… И рукоять меча за левым плечом. Насупив брови, мужичок сурово произнёс: - Кто таков будешь? Шилак‘х сказал. Честно, без утайки. Мужичок некоторое время беззвучно шевелил губами, соображая. Алчный огонёк, загоревшийся было в его глазах при виде коня и мула, исчез. Ещё бы, пристукнуть богатого и недалёкого поезжанина – одно дело, а связаться по своей воле с самым настоящим, урождённым оборотнем – совершенно другое. - Обёртышей на постой брать не велено, – наконец бурчит мужичок, слегка опуская лук, не ослабляя, однако, тетивы. - Кем не велено? – Холодно поинтересовался зверски уставший оборотень, которого уже начинает злить близость недосягаемого очага. - А кнесом. Опять же, – он снова пошевелил губами, – луна сытая. Шилак‘х, которого его ужимки успели довести до холодной, почти боевой ярости, спрыгнул с седла едва ли не в пасти беснующихся овчарок. Рыкнул на них чуть слышно на Старшем Наречии, и псы замолкли. Но не ушли. Сели, прижав уши, по обе стороны от хозяина, грозно сверкая очами в опускавшихся сумерках. - Не волнуйся, хозяин, – спокойно произнёс оборотень. – Я вер. В качестве доказательства он нарочито медленно изменил кисть правой руки. Мужичок сначала, словно завороженный, наблюдал за превращением, затем, спохватившись, заглянул оборотню в глаза. К его немалому удивлению, зрачки в них остались круглыми, человеческими, не удлинившись и не умножившись в числе. Улыбнувшись, Шилак‘х показал растерявшемуся мужичку два ряда великолепных жемчужно-белых резцов и клыков. Тоже вполне человечьих на вид. Бросив ещё один взгляд на когтистую звериную лапу, снова неведомо как ставшей загорелой обветренной кистью, мужичок согласился: - Да, ты – вер. – И отпустил тетиву. Овчарки, учуяв спокойствие хозяина, угомонились. Им не хотелось драться со странно пахнущим двуногим существом, знающим Старшее Наречие. Не потому, что они что-то знали, а потому, что так говорила им собачья интуиция. Странный двуногий очень опасен, но не для их хозяина. Этого оказалось достаточно для того, чтобы овчарки потеряли к гостю интерес и спокойно затрусили к дому. - Не сердись на меня, вер, – говорил мужичок, провожая в дом незваного, но не враждебного гостя, – зверья тута нынче всякого полно. Шилак‘х молчал, прекрасно понимая, какое “зверьё” он имеет в виду. То самое, что при свете Солнца чинно шествует о двух ногах, а при свете полной луны норовит упасть на все четыре. - Вчерась эти твари опять двух овец задрали, – продолжал то ли извиняться то ли жаловаться хозяин, – обнаглели вконец, уж и собак не боятся… - А раньше боялись? - Было время – боялись, – вздохнул мужичок. Шилак‘х начал подозревать, что, решившись впустить вера в дом, этот человек просто-напросто выбрал меньшее из двух зол. - Когда Шограй… это дед моей жены, – пояснил мужичок, – ещё жив был, эти твари и носа в долину не казали. Боялись старика пуще собак. Слово он знал, что ли… Услышав имя умершего, оборотень насторожился: оно прозвучало почти по-верски. Хотя в последнее время чистокровок стало меньше, верам всё чаще приходится скрещиваться с людьми. А полукровки перенимают у родителей не только гены, но и знания. Скорее всего, старец – обычная помесь, которого неведомый предок обучил Старшему Наречию. Впрочем, он вполне мог быть и настоящим вером, незнамо как очутившимся в этих краях. И тогда это вполне мог быть тот самый Шо‘гра, легендарный Потерявшийся Мудрец… невероятно! Это кажется слишком невероятным, чтобы быть правдой – однако Шилак‘х в своих странствиях привык учитывать все возможности. Почуяв волнение странного двуногого, овчарки глухо заворчали. - Летось Шограй помер, – продолжал мужичок, прикрикнув на собак. – С тех пор эти твари так и кружат по долине. А воют так, что ребёнку спать не дают. - А когда родился ребёнок? – Спросил Шилак‘х, заводя животных в сумрак того самого “нечто”, что при ближайшем рассмотрении оказалось овином. Недостаток освещения не помешал веру как следует разглядеть постройку. Слепленная кое-как, она не могла простоять долго: ветер, врывающийся внутрь сквозь щели в палец шириной, прогонит отсюда любого овинника. Почуяв чужака, овцы сбиваются в кучу, испуганно блея. - Во-во, – хмыкнул мужичок, возжигая лучину, – гадалка тоже это спрашивала. Когда, дескать, дитё родилось, да сколько дён опосля дедовой смерти прошло. Так я не звездочёт какой-нибудь, чтоб дни различать, а уж считать их… тьфу! - Считаешь же ты своих овец, – возразил вер. - Так то овцы, – резонно заметил мужичок, снимая поклажу со смирно стоящего мула. Жеребец заявившегося чёрт знает откуда оборотня не желал подпускать к себе никого, кроме хозяина. – Я ей столько сыру принёс, а она… такой поклёп на деда жены возвела, что старый, небось, в гробу перевернулся! Одно слово – колдóвка. - Она ещё спрашивала о ребёнке? - Угу, – буркнул хозяин. – Когда родился, как его мать прозывает… как будто не знает, что грех это! Спрашивать о новорожденном! Ему ещё зиму пережить надо! “Ох уж мне эти суеверия…”, – подумал Шилак‘х. – “Если в младенце есть хотя бы капля н а ш е й крови, зиму он переживёт… если л а к и не загрызут”. Позаботившись о жеребце и о муле незваного гостя, они вошли в дом мужичка, оказавшегося на редкость гостеприимным хозяином. Жил он с женой не в башне, как сначала подумал оборотень (та уже давно грозила развалиться), а в построенном рядом доме, не видном от въезда в долину. Впрочем, слово “дом” – слишком громкое название для выстроенной прямо на земле саманной хибары из одной комнаты. В сложенном из мелких валунов очаге весело горел огонь. - Мне кажется, я могу решить вашу проблему, – сказал вер, входя в горницу вслед за мужичком. Нюх его не обманул: в котле, подвешенном над огнём на железных крюках, булькало сдобренное свежим мясом варево, на которое косился из-за трубы молоденький домовой. Шилак‘х сразу вспомнил о задранных накануне овцах. Женщина, перестав качать подвешенную к потолку люльку, накрыла ребёнка полотном и шагнула навстречу. Оборотень измерил её внимательным взглядом, тщетно ища приметы, которые позволяли верам узнавать друг друга. Маленького роста, округлая, закутанная чуть ли не до бровей в тёмный выцветший балахон, с живыми чёрными глазами женщина, на первый взгляд, ничем не отличалась от людей. “Что ж, её счастье”, – подумал Шилак‘х, отлично знающий, как сильно люди могут ненавидеть тех, кто хоть немного непохож на них. - Здоровья вам, хозяйка, – добавил он вслух, имея в виду и её, и ребёнка. - И тебе поздорову, добрый человек, – поклонилась та в ответ. - Он не человек, он вер, – поправил её муж, закрывая за гостем дверь. – И будет у нас ночевать. - Здоровье никому не мешает, – невозмутимо отозвалась женщина, помешивая булькающее в котле варево большой деревянной ложкой. – Плохое ты выбрал время для странствий, вер. Зима на носу. - Судьба, – сухо произнёс оборотень, вовсе не горя желанием объяснять свои поступки двум случайным людям. Хозяева это поняли. - Сюда, в горы, зима приходит рано, – сказал мужичок. – Выпадет снег, закроет перевалы – и странствиям конец. - Верная смерть ходить по горам зимой, – кивнула жена. – И никто не может предсказать, когда она начнётся. - Даже та гадалка? - Обманщица она, а не гадалка! – Фыркнула женщина, отливая из котла предназначенную гостю долю варева. – Ей бы только кусок хлеба из чужой глотки выманить! Соврёт и недорого возьмёт! Мужичок удручённо вздохнул. Похоже, что как раз с него гадалка взяла дорого. - Она сказала, что этим тварям нужна плоть и кровь моего сына, – продолжала рассказывать хозяйка, собирая на стол. – Что мы сможем спастись, если отдадим этой нечисти нашего первенца! Что такова воля богов! Мужичок снова вздохнул. По хибаре пронёсся лёгкий ветерок. - Редкий способ избавления от волколаков, – заметил Шилак‘х, снимая и вешая у входа перевязь с мечом и двумя кинжалами. - А какие способы ты знаешь? – встрял мужичок, явно робеющий перед женой. - Сам я освоил всего один, – ухмыльнулся вер, бросив многозначительный взгляд на перевязь с оружием. – Зато он помогает наверняка. - В этих горах много оборотней. Ты надеешься убить всех? – Удивилась женщина. Лепёшка, которую она собиралась разорвать, осталась нетронутой в её руках. - Или почти всех, – уточнил Шилак‘х, стараясь не слишком обнадёживать хозяев. Он был довольно опытен в истреблении всякой нечисти (как правило – творений разных доморощенных чародейников), и потому избегал давать какие-либо гарантии. Как говорил один его хороший знакомец, ныне покойный: “в нашем деле никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь”. Стоит добавить, что знакомец при жизни был могильщиком. - Что ж, – произнесла женщина, решившаяся, наконец разделить хлеб. – Мы рады видеть тебя в своём доме, вер. Отужинаешь с нами? - Благодарствую, хозяюшка, – отвесил поклон оборотень. Ужин прошёл спокойно, хотя компания у стола собралась странная. Хозяева то и дело косились на вера, невозмутимо кушающего щедро сдобренную мясом похлёбку. Кости он, как и люди, отправлял овчаркам под стол. Собаки шумно возились, радуясь необычной для поздней осени щедрости хозяев. Насытившись, все, как водится, отправились на боковую. Хозяева легли в углу, рядом с подвешенной к потолку люлькой, а оборотень постелил себе на лавке у входа. Некоторое время он лежал без сна, вытянувшись во весь свой немаленький рост. Мышцы ныли от накопившейся усталости, перед глазами плавали разноцветные пятна, но запах страха, пропитавший убогое жильё, мешал Шилак‘ху расслабиться и заснуть. Не спали и собаки. Одна, как он слышал, возилась в овине, то ли составляя компанию овцам, жеребцу и мулу, то ли охраняя животных от всяких непрошеных гостей. Вторая лежала под колыбелью, время от времени бросая настороженные взгляды в его сторону. Свет полной луны, пробиваясь сквозь затянутые овечьими кишками оконца, чертил на полу серебристые квадратики. Далёкий вой, который Шилак‘х поначалу принял за волчий, заставил поднять голову дремлющую в хижине овчарку. Спустя несколько секунд вой повторился и на сей раз в нём не было ничего волчьего. Эти жуткие звуки явно вырывались из горла, переставшего быть т о л ь к о человеческим. Лёгкую дремоту как рукой сняло. Оборотень сел и потянулся. Кожушок, которым он накрывался, соскользнул на пол и лунный свет посеребрил мускулистый, почти лишённый растительности торс. Чуть слышно чертыхнувшись, он подтянул к себе ногой обувь и одежду, брошенные неподалёку. Тщательно оделся, игнорируя внимательный собачий взгляд. Перевязь с клинками вер застегнул уже на улице. Лак снова завыл, уже ближе, метрах в ста от башни. “Совсем оборзел, – покачал головой Шилак‘х, – охотников на него нет”. Он сделал несколько движений, разогревая успевшие застояться мышцы, и резко взбежал вверх по скале. Овчарка озадаченным взглядом проводила мелькнувший из двора силуэт. Растворяясь в тенях, оборотень легко и стремительно, словно призрак, преодолел расстояние, отделявшее дом от волколака. Осмотрелся. Спустился, стараясь не наступать на длинный язык мелких камней, сползающий между валунов. Одно неверное движение – и все они устремятся вниз с жутким нарастающим грохотом. Лак завыл снова – надрывно, с подвывами. Вер сконцентрировался и подобрался поближе, бесшумно перебравшись на схваченную лёгким морозцем траву. Затаившись за скатившимся в долину обломком скалы, он вновь окинул взглядом окрестности, чтобы убедится – тварь припёрлась сюда одна. И только после этого сосредоточился на источнике звука, облюбовавшем соседний валун. Густо обросший шерстью и почти сохранивший человеческое строение скелета недооборотень сидел на залитым лунным светом камне и выл, подражая волчьей позе и голосу. Что, учитывая незаконченность трансформации, выглядело жутковато. Почуяв на себе взгляд постороннего, он замолчал и обернулся в сторону Шилак‘ха, уставившись на него ярко-жёлтыми, светящимися в темноте глазами. Оборотень вышел из-за укрытия и приподнял верхнюю губу, под которой блеснули вытянутые, уже не человеческие клыки и проворчал пару фраз на Старшем Наречии, предлагая назвать себя взрослому и убраться подобру поздорову. Лак сделал вид, что не понял ни слова из сказанного и почесал ухо лишённой шерсти человечьей ступнёй с огромными, уже волчьими когтями. Шилак‘ха передёрнуло. Чесаться при н ё м! Да за такое оскорбление наказывают даже щенков! Однако он имел дело с недооборотнем, а больным на голову, как известно, положена скидка. И вер повторил только что сказанное на Младшем Наречии, причём на самом простом его варианте, так сказать, для “особо одурённых”. На этот раз псих даже не пошевелился. Никакой реакции. Словно лак не имел возможности отличать разумную речь от, скажем, журчания ручейка. Оборотень похолодел. Да у кого же это хватает зазнайства творить существ, которые даже на простейшем диалекте двух слов связать не могут?! Из его горла вырвалось рычание, которое можно было перевести как ругательство (если, конечно, у него возникло бы желание переводить). Т а к у ю речь недооборотень понял очень даже хорошо. И прыгнул на посмевшего оскорбить его нахала. Будь на месте этого жалкого недоделка настоящий вер, Шилак‘х бы несдобровал. Но на камне сидело существо, которому всего лишь внушили, что оно – большой и сильный зверь. Прыжок ушёл в пустоту. Поняв, что промазал, недооборотень неловко затормозил, развернулся и заёрзал ногами, как толстая домашняя кошка перед прыжком. Увидев это, оборотень расхохотался. Смех вогнал волколака в ярость. Обнажив клыки, и окончательно потеряв способность соображать, он помчался на врага во весь опор. Но смерть не входила в ближайшие планы Шилак‘ха. Посеребрённые – как раз для таких случаев – корды вылетели из ножен и оплели замысловато сплетённым движением подбрюшье твари. Поняв, что опять промазал, недооборотень собрался развернуться и снова прыгнуть на необычайно ловкого и быстрого противника, но вместо этого повалился на пожухлую траву и заскрёб когтями землю. В его животе зияла приличных размеров дыра, сквозь которую выпирали парúвшие на холодке внутренности. Перед смертью лак громко захрипел, переживая обратную трансформацию. Прислушавшись, Шилак‘х различил искажённые людские слова: - …мерть… истой… рови… “Смерть чистой крови”, – понял оборотень. Что ж, под такое определение подходил и он, и его гостеприимный хозяин. А с теми, кто может представлять угрозу для доверившихся ему или для него лично, Шилак‘ха давно приучили не церемонится. Очистив клинки кордов о землю, вер извлёк из ножен меч. Долы сверкнули серебряными молниями, когда он одним ударом отсёк недооборотню голову. Подняв жутковатый трофей за длинные волосы, оборотень всмотрелся в молодое, искажённое мукой предсмертного превращения лицо. Существовала вероятность того, что хозяева знали убитого волколака. И он прихватил голову с собой. Подойдя к дому, он заметил лежащую на пороге собаку и сидящего рядом заспанного мужичка. Похоже, того тоже разбудил вой и он, не найдя гостя в хибаре, решил подождать его снаружи. - Ты знаешь его? – Спросил Шилак‘х, показывая хозяину кровавый трофей. - Не ведаю, – выдавил из себя оторопевший мужичок. – Света мало. Оборотень сочувствующе хмыкнул – для него любая, даже самая тёмная ночь была светла – и повесил голову за космы на крючок рядом с дверью: - Утром рассмотришь. - Ты убил его? В одиночку? – Удивился хозяин. В ответ вер только пожал плечами – дескать, разве может быть иначе? – и, раздевшись, отправился на лавку, досыпать. В этот раз он заснул мгновенно и без сновидений. Утром, доедая разогретые любезной хозяйкой остатки вчерашней похлёбки, Шилак‘х спросил, видела ли она голову. - Конечно видела, господин, – невозмутимо сказала женщина. – Человек, с которого ты её снял нынче ночью, сын сельского старосты. - Так здесь недалеко есть село? – Удивился оборотень. - Если бы ты не свернул в нашу долину, а проехал немного дальше по дороге, ты бы смог заночевать там… – хозяйка замолчала. “В гораздо более приличной обстановке”, – закончил он про себя. Шилак‘х не стал разочаровывать милую женщину рассказом о том, как его обычно принимали в человеческих поселениях. Ведь он, в отличие от лаков, в с е г д а предупреждал жителей о своём происхождении. И, в лучшем случае, получал от ворот поворот. Эта неприязнь ко лжи в любом её виде была жалким остатком его врождённой наивности. - И там, конечно же, есть гадалка, шаманка, ведьма или какой-нибудь другой шарлатан, дурачащий простаков? - Я не поняла твои длинные слова, господин, но гадалка там есть. - Та самая, которой твой муж относил сыр? Женщина утвердительно кивнула. Оборотень попытался вытащить языком застрявшую меж зубов жилку: - Скажи, что ты знаешь о своём деде? Чёрные глаза уставились в грязный передник: - Почти ничего, господин. - Странно, – настаивал вер. – Он что же – не ходил, не говорил? Женщина залилась краской: - Я знаю, что должна сказать тебе, господин… но не могу. Шилак‘х внимательно взглянул на хозяйку: - Что, такая страшная тайна? Он пил кровь? Летал верхом на ваших овцах? Превращался в дракона? - Нет… - Тогда что? - Шо‘гра был мне не только дедом … отцом тоже, – едва слышно произнесла женщина. Шилак‘х чертыхнулся. Конечно, до него доходили слухи о том, что перед тем, как выжить из ума и начать шататься по свету, Учитель лелеял всякие проекты по улучшению породы. Но чтобы он принялся воплощать их т а к … - А твой ребёнок? – Сухо спросил оборотень. – Кто е г о отец? Молчание женщины можно было истолковать только одним манером. Шилак‘х чертыхнулся ещё раз: - Смерть Шо‘гра была насильственной? Вспомнив, что эти люди не знают таких длинных слов, он уточнил: - Он был убит? - Ну что ты, господин, – едва не задохнулась от возмущения хозяйка, – как я могла поднять руку на своего отца? - А твой муж? Женщина отчаянно помотала головой. Некоторое время вер сомневался в этом. То, чем занимался старый муд… гм, мудрец, с её предками по женской линии, считалось преступлением даже среди людей. Несложно было вообразить себе праведный гнев, охвативший коренастого мужичка, заставшего “деда” жены в их супружеской постели… гм, исполняющего супружеские обязанности. Только вот мужичок не тянул на человека, способного на хладнокровное убийство. Приложить немедля гада топором, желательно насмерть – это вполне в его стиле, но обдумывать планы мщения, глядя на беременную от “деда” жену... Не до такой степени цивилизованно это место. - Значит, старик умер сам… Сколько дней спустя родился ребёнок? Хозяйка, считая про себя, принялась загибать пальцы. Оборотень не мешал ей – для человека, всю жизнь проведшего среди овец, психов и недалёких умом, женщина оказалась на удивление сообразительной. - Через сорок, – наконец сказала она. - Уверена? Черноглазка кивнула головой. “Н-да, – подумал Шилак‘х, теребя висящий на шее анк, – угораздило же меня вляпаться”. Все веры знали легенду, в которой их Первый Император – та ещё была сволочь – сумел достичь личного бессмертия. Сначала он сожительствовал с собственной дочерью, затем – с внучкой, и, наконец, с правнучкой. Император не дожил сорока дней до рождения ребёнка мужского пола. А когда это создание появилось на свет, оказалось, что в слабом, уродливом тельце живёт душа покойного. Разумеется, тут же была придумана красивая теория о том, что в результате такого противного природе сожительства в правнуке Императора сконцентрировалась некая часть его сущности, которая и притянула отлетевшую душу покойника. Но оба Императора жили давно; эта часть истории веров успела превратиться в страшную легенду, которую щенки рассказывали друг другу на дневных лёжках. Только извращенец или возжелавший бессмертия псих мог попытаться воплотить эту теорию на практике. Встав с лавки, оборотень перепоясался мечом, застегнул на предплечьях хитроумно устроенные ножны – покоящиеся там корды выскальзывали в ладони, едва он сгибал запястья особым образом – и тщательно застегнул проклёпанную железом кожаную куртку. Женщина, пытавшаяся почистить её рано утром, знала, что четырёхгранные заклёпки намертво скрепляют воловью кожу куртки с проложенными изнутри полосками гибкого металла. Вер явно дорожил своей шкурой, не больно-то полагаясь на данную от природы живучесть. - Куда ты, господин? - Съезжу в село, – бросил оборотень с порога. – Посмотрю, понюхаю… Насчёт “понюхаю” он не шутил. Ни капельки. Шилак‘х не любил людей, этих резко пахнущих потом – и хорошо ещё, если только им – приматов. Максимум, на что он был способен – терпеть их присутствие. И то не очень долго. Но в обстоятельствах, в которые он, в конце концов, сам себя загнал, терпения требовалось ой как много. Седлая жеребца, оборотень молил Создателя Всего Сущего о даровании ему целого океана терпения – если это не исчерпает Его личные запасы, естественно. Человеческое поселение и в самом деле оказалось недалеко. Стоило только выехать по едва видимой тропке на чуть более заметную и протащиться по ней шагом около часа. Если бы не ветер из долины, дувший ему в лицо накануне вечером, он обязательно пришёл бы в это село. Голодный и усталый. Для того чтобы получить очередной человеческий пинок под свой поджарый верский зад. В эту долину его явно привела сама Судьба. Сложенная из валунов ограда вокруг села напоминала скорее исполинскую баррикаду, чем защитную стену. Проём между грядами беспорядочно наваленных камней, очевидно, играл роль ворот. Никакой стражи там, естественно, не было и в помине. Проезжая узким коридором, Шилак‘х вздохнул. Увиденное за оградой удручило его не меньше. Одноэтажные саманные домики – почти точная копия того, из которого он отправился сюда – лепились вдоль пыльной, избитой ногами тропы, носившей громкое имя “дорога”. В задних дворах возились курицы, блеяли овцы, по улице носились громкоголосые ватаги ребятишек. Одна из них гонялась за кем-то тщедушным и чумазым, другие играли во что-то, напомнившее ему на слух азартную игру. Центром села, естественно, был колодец, вокруг которого всегда был кто-нибудь. Как правило, этот кто-нибудь имел почтенный возраст и длинный язык. Догнав чумазого, ребятишки принялись его избивать. Оборотень невозмутимо проехал мимо. С какой стати он должен вмешиваться в чужие распри? Если мелюзга свернёт задохлику шею, то человеческая раса от этого только выиграет. Оказавшись у колодца, он спешился и принялся разматывать верёвку, на конце которой болтался бурдюк для воды. Сидевшая рядом на тёплом камне старая карга, закутанная в чёрное, прошамкала: - Откудова будешь, мил человек? Смерив каргу взглядом, вер обнаружил, что старуха смотрит на мир синеватыми бельмами вместо глаз. Только это мешало ей заметить, что “мил человек”, во-первых, вооружён до зубов, а, во-вторых, и не человек вовсе. - Из-за гор, – холодно ответил он. В конце концов, э т о было правдой. - Долгонько ж тебе пришлось ехать, чтоб поговорить с Великой Марьям! Оборотень не удостоил старуху ответом. - О-о-о! В нашу дыру можно приехать только ради неё, – карга, похоже, вовсе не нуждалась в собеседнике. Возможно, эта самая Марьям платила ей за сидение у колодца в сочетании с охмурением простаков. – Она читает в облаках и управляет ветрами, это самая великая колдунья Подлунной Империи! Услышав про Подлунную Империю, Шилак‘х насторожился. Жители Мегалиона обычно называли свою империю Поднебесной, намекая на то, что земли её лежат везде, где есть небесная твердь. Можно было пересечь материк из конца в конец, с севера на юг и с востока на запад, а, скопив денег, отправиться дальше, за Великое Море – и за всё это время ни разу не увидеть её границ. Даже западные улусы, кичившиеся своей самостоятельностью, были всего лишь данниками с правителями-марионетками. Когда-то, очень давно, задолго до его рождения, веры называли с в о ю Империю Подлунной. И по той же самой причине, по которой сейчас люди именовали Поднебесной с в о ю. - Если ты отправишься к ней прямо сейчас, – продолжала старуха, – то избежишь многих неприятностей. Ты сможешь узнать будущее – день за днём, год за годом. Её сила охранит тебя от злого Солнца и от попутного ветра… Оборотень только поморщился, когда карга произнесла слова, святые для каждого вера, своим поганым человеческим языком. И ничего более. Он даже не испытал соблазна вырвать ей сердце частично изменённой кистью, благо на такое превращение не затрачивалось много сил. Похоже, молитвы о даровании терпения принесли пользу. Кожаный бурдюк плюхнулся об воду где-то далеко внизу, во влажной темноте колодца. - Ты получишь от неё охранные амулеты необычайной силы, – с воодушевлением пообещала старуха, поняв по долетевшим до неё звукам, что молчаливый путник никуда не денется – по крайней мере, в ближайшее время. – Она прострёт над тобой… - Матушка Извергиль, может, хватит? – Подошедшая к колодцу девушка прервала излияния старухи. – Неужели ты не видишь, что странник, – тут её взгляд упёрся в меч, – устал с дороги и ему нет никакого дела до Марьям? Старуха захихикала и, моргнув несколько раз, устремила на вера совершенно нормальные, зрячие глаза: - Да, теперь и я это вижу. Такому красавчику незачем ходить к Марьям. Ему следует заглянуть к тебе… под юбку! – Рассмеявшись над собственной шуткой, она кое-как поднялась на ноги и заковыляла к лежащему невдалеке валуну. В камне была огромная вмятина, словно специально созданная природой для того, чтобы всякие там старые кáрги опускали в неё своё седалище. Шилак‘х только покачал головой, в который раз изумившись разнообразию человеческой хитрости и наглости. Щёки девушки покрылись румянцем: - Теперь она меня опозорит. Раззвонит всем, что я была с тобой, господин. Отец меня убьёт. - Её слово будет весить больше твоего? – Приподнял бровь оборотень. Девушка раскраснелась ещё сильнее: - Матушка Извергиль – уважаемая женщина, а я… Вер сухо кивнул. Всё как обычно: побеждает не тот, кто честнее, сильнее и говорит правду; побеждает тот, у кого хватает наглости объявить белое – чёрным, Солнце – Луной, а невинное дитя – средоточием Зла. Кстати, о ребёнке. - Для начала расскажи мне всё, что знаешь о Марьям, – попросил он. - А потом? – Слабым голосом спросила девушка. - Потом – видно будет. Начинай. И дéвица начала с того, что видела или слышала сама, продолжила тем, что рассказали ей достойные доверия подруги, а закончила слухами в изложении матушки Извергиль. Постепенно в сознании оборотня выстроился образ колдуньи – властной, уже немолодой женщины, к чьему мнению прислушивались все, имевшие вес в этой деревушке. Особенно его заинтересовало упоминание о юношах, получавших от Марьям какое-то зелье: - Так говоришь, они ходят к ней за этим каждую новую луну? Девушка кивнула. - А сына старосты среди них ты не замечала? - Замечала. Марьям его привечает. Как-то раз назвала “своим щеночком”… я в соседней комнате была и услышала. Нечаянно. “Хорош щеночек”, – хмыкнул про себя оборотень, вспомнив недавнюю стычку. - А что ты слышала от неё о семействе, живущем тут неподалёку? - Об обёртышах-то? О них тут все знают, – сказала девушка. – Старик-то, говорят, чуть ли не отец всех обёртышей. Каждую сытую луну там такой вой стоит. Марьям говорит, что извести надо их всех – и старика, и дочку его, и мужа дочкиного. Чтоб у нас тут всё хорошо было, значит. “Похоже, здесь ничего не знают ни о смерти старика, ни о рождении ребёнка, – подумал вер. – Шо’гра дочь с мужем могли похоронить и в долине, а про ребёнка знает только Марьям. Та самая гадалка, которой принесли слишком много сыру”. - Ты много знаешь об обёртышах или, как ещё говорят, об оборотнях? – Почему-то спросил он. - Нет. - Есть два вида оборотней, – пустился он в объяснения, подчиняясь непонятному внутреннему импульсу. – Первые, чистокровки, таковы от рождения. Они могут перекидываться в любое время дня и ночи, во всё, во что хотят (Шилак‘х не стал уточнять, что для этого всё же нужна тренировка), целиком или частями. Они сохраняют разум в любой личине и обычно избегают людей. - Почему? - Они им не нравятся, – отрезал вер. – Вторые получаются из тех, кто рождён человеком. Знахарь или колдун проводят обряд, поят глупца зельем – и получают нечто, похожее на нормального оборотня. Правда, лак может перекидываться только в одно животное (почему-то большинство выбирает волка), только в полнолуние и совершенно себя не контролирует. А если обряд проведён не очень умело, результат бывает ещё хуже. - Так ты вер? – Спросила девушка после паузы. – Я про них уже слышала, от Марьям. Она говорит, что все веры – паскудные твари. Но не бойся, я тебя не выдам. - А я и не скрываюсь, – буркнул Шилак‘х. Девушка вновь залилась румянцем: - Прости, господин, но что ещё могло завести тебя в нашу глухомань? - Человеческая глупость, выдаваемая за мудрость, – процедил вер сквозь сжатые от усилий зубы. Он как раз поднимал к поверхности отяжелевший от воды кожаный бурдюк. – А ещё ваша врождённая нетерпимость ко всем, кто от вас отличается. Короче, Судьба. Вылив содержимое бурдюка в лежащее у колодца каменное корыто, оборотень сбросил его вниз за новой порцией. - Ты и сам не любишь людей, – услышал он после донёсшегося снизу всплеска. – Может, к нам просто стоит приходить с открытым сердцем и чистой душой? “Особенно к таким, как матушка Извергиль”, – подумал Шилак’х. - Приди с добром и в ответ ты тоже получишь добро. Опорожнив в корыто второй бурдюк, вер заметил: - Последний человек, от которого я слышал нечто похожее, закончил на кресте. И знаешь, за что его распяли? За государственную измену. Хоть он и не замышлял ничего против Императора, просто пытался убедить людей быть терпимее. Прощать друг друга. И не хвататься чуть что за оружие. Снова забрасывая бурдюк в каменное чрево колодца, оборотень презрительно сморщился. Чего только люди не напридумают, чтобы оправдать себя, любимых! Вот и вокруг казни в Иерусалиме (который он предпочитал называть по-старому, Троей) за прошедшую сотню лет образовалось столько легенд, что даже нашлись охотники их записывать. На телячьей коже, сажевыми чернилами. Чтоб, значит, на века сохранить. Чисто по-человечески. Пусть мол, хоть из могилы страдалец порадуется. Т о г д а он как раз был в городе. Но на казнь не пошёл. Кто-то, правда, всё равно отправился поглазеть – в простом возке, сняв багряные шёлковые плащи. От них он всё и узнал. В отвратительных подробностях, о которых сейчас не желал вспоминать. - Господин… – услышал он сквозь свои мысли голос девушки. – Ты позволишь мне набрать воды? Вер только сейчас заметил, что его нежданная спасительница от излияний матушки Извергиль не просто хороша собой, а изумительно красива – той особой красотой, которая не ослепляет, но заставляет пристально всматриваться в глаза. Глаза, похожие на два серых омута, непонятно как помещались на лице. - Конечно, – разрешил он. – Можешь зачерпнуть из бурдюка, который я сейчас достану. - Лучше не надо, – снова зарделась девушка. - Это ещё почему? - Матушка Извергиль наблюдает за нами. “Ах да, – подумал оборотень, – эта старая карга, уже давно отгулявшая своё и теперь помирающая от зависти”. - Я смогу поднять бурдюк, – заверила красавица. В это он поверил. Выросшая в горном селе, девушка была наверняка крепкой и выносливой – иначе она бы не выжила. Машинально он поискал на лице и кистях характерные признаки… ничего. Правда, согласно идиотскому местному обычаю, она почти целиком закутывалась в мешковатую чёрную одежду, которая могла обмануть кого угодно, даже вера. Оставалось только вытащить наполненный бурдюк и вылить его в каменное корыто – для коня. Животное, обрадованное такому изобилию, даже не думало отрываться от воды и кусать неведомую девúцу, стоящую рядом с хозяином. Ревнивая скотина. К тому же Шилак‘х мог оставаться у колодца под благовидным предлогом. Поймав себя на этой мысли, оборотень разозлился. Ему сейчас надо думать, как избавить его гостеприимных хозяев от надоедливых лаков, а не о прекрасных девичьих глазах! К тому же дело осложнилось – за зельем к Марьям, похоже, ходили почти все молодые парни села. Перебив их, он не решит проблемы, а лишь подольёт масла в огонь. Даже смерть колдуньи ничего не решит: неизвестно, как поведут себя без зелья успевшие привыкнуть к нему парни… Оставались только “мирные переговоры”. Чёртова политика! Дождавшись, когда жеребец напьётся, вер взял конягу под уздцы – тот даже фыркнул от такой неожиданной вежливости – и пешком направился к дому гадалки. В том, что крайняя халупа принадлежит именно ей, он не сомневался. Видимое только ему тёмное облачко, висевшее над плоской крышей, ощутимо пованивало Тьмой. И Хаосом. Серебряный анк на шёлковом шнурке дёрнулся, реагируя на чуждую металлу магию. Старинный Т-образный крест с большим круглым ушкóм достался в наследство от предшественника – такого же бродячего Истребителя нечисти, как и он сам. Оборотень чувствовал себя полным идиотом, спокойно направляющимся в тщательно приготовленную для него ловушку. Девушка зачарованно смотрела ему вслед. Серые омуты излучали добро и пожелание быть сильным. Воплощённый в нём Истребитель лишь усмехнулся, готовясь к схватке – ему было неважно, на каком уровне она будет происходить, материальном или духовном. Шилак‘х не стал привязывать жеребца к стойке у ворот: скотина была обучена кое-каким трюкам и не раз выручала своего хозяина. Незачем лишать себя такого козыря. Оборотень зашёл во двор, не постучав, кожей ощущая лёгкое шевеление золотистых паутинок охранных заклятий, обезвреженных проложенным с изнанки кожаной куртки метеоритным железом. Анк конвульсивно задрожал и замер, притаившись. Цвета исчезли, чёткие контуры предметов размылись, даже земля дрогнула под ногами. Солнце, ярко светившее миру, осталось снаружи. Как и жалкая хибара – тому, кто прошёл сквозь ворота, представал истинный вид этого дома. Истребитель хмыкнул. Знакомые признаки – и не слишком сильная колдунья. С тех пор, как люди стали поклоняться Распятому, магия стала оставлять этот мир. Если и дальше так пойдёт – волшебные твари вымрут сами по себе, оставив его без работы. - Зачем пришёл? – Осведомилась невысокая чернявая женщина, закутанная в чёрный же мешковатый балахон. – Тут тебе делать нечего! - Да ну? – Вер приподнял бровь. Баба материализовалась ниоткуда, как и всякий обычный наведённый глюк. Распознать их было проще простого: они не пахли. Не научились ещё колдуны подделывать запахи. А теперь вряд ли научатся. – Марьям позови! - Зачем? – Упрямо повторила баба. - Поговорить надо! - Зачем? Шилак‘х скрестил руки на груди, давая понять бабе, что не желает с ней разговаривать. Глюк некоторое время подулся на него, а затем растворился в воздухе так же внезапно, как и возник. Вместо призрака во двор вплыла – именно вплыла, иначе не скажешь – полная женщина в сером шёлковом бурнусе: - О чём ты хотел говорить с Марьям, чужестранец? Некоторое время оборотень внимательно прислушивался к своим ощущениям, гадая, кто перед ним – живая женщина или ещё один мираж? Пахнущая киндзой и базиликом накидка путала все карты. А раскрываться раньше времени, произнося “раздевающее” заклинание, он не собирался. Заметив нерешительность гостя, толстуха состроила умильную рожу: - Великая Марьям занята – готовит зелья и мази. Я могу выслушать тебя… и помочь, если дело не слишком сложное. - Благодарствую, – надменно поклонился вер, – но я не привык решать дела с рабами. Лицо женщины потемнело от негодования: - В этом доме нет рабов. Каждый приходит сюда по своей воле. - И уходит? – Шилак‘х недоверчиво приподнял бровь. - Е с л и захочет, – насупилась толстушка. Она впервые встречалась с бродягой, который держал себя, как вельможа. Это действовало на нервы. – Воля Великой Марьям движет горами. Оборотень молча пожевал губами. Он прекрасно помнил, как этот жест раздражал его самого и теперь надеялся вызвать ту же реакцию у толстухи. Это только людям кажется, что чувства не пахнут. Для чуткого верского нюха они словно раскрытые книги: голод, боль, любовь, ненависть – всё имеет свой запах. К тому же научиться врать с помощью языка гораздо проще, чем обучить лжи собственное тело. Тренированный глаз… и нюх всегда способны отличить правду от лжи. Старания вера не пропали даром. Сквозь плотную завесу пряностей явственно проступил запах сдерживаемой злости. Фыркнув, толстуха убралась обратно, в лабиринт из многочисленных клетушек, со всех сторон облепивших добротный, в два поверха, каменный дом. Немного погодя на высоком крыльце показалась сама Марьям. Из-за чёрного одеяния и хищно вытянутого носа колдунья сильно напоминала каргу. В том, что это она, оборотень не сомневался: немногочисленные волоски на его теле встали дыбом. Такое случалось только в присутствии Чёрных Магов. Любого уровня. - Ты так настойчиво добивался встречи, охотник на чудовищ, – произнесла Марьям низким, звучным голосом. – Чем можешь порадовать? - Скорее уж огорчить, – Шилак’х не любил разводить дипломатию с вероятным противником. – Я защищаю… впрочем, ты знаешь, к о г о я защищаю. - Отца всех чудовищ, – сухо произнесла колдунья, – бесчеловечного выродка… - Уж тебе-то точно не пристало говорить о человечности, создательница недооборотней, – бесцеремонно прервал её вер. Лицо Марьям потемнело. - Наводнила лаками всю долину, – продолжил Шилак’х, внимательно наблюдая за женщиной. – А о людях, живущих здесь, ты подумала? О болезнях, которые они оставят в наследство своим детям? Если, конечно, у них будут дети… - Ты ведь о них позаботишься, – голос колдуньи звучал слаще мёда. Взгляд её при этом напоминал взгляд кобры, изготовившейся к смертельному укусу – пустой, холодный, пропитанный Тьмой. – Убьёшь их всех, моих щеночков… “Хотел бы я знать, видала ли она своих щеночков во всей “красе” незавершённого перевоплощения?”, – подумал оборотень. – “Наверняка видела, и не один раз. И всё же снова и снова проводила неполный обряд, превращая здоровых и сильных парней в увечных тварей. Что вынудило тебя поступать т а к ?” - Зачем тебе столько выродков, ведьма? – Спросил он уже вслух. - Странный вопрос я слышу от охотника на чудовищ. Или твои наниматели не могут тебе заплатить? Сыр закончился? – Колдунья мерзко захихикала. - Я могу убить их всех. В с е х, – повторил вер слегка охрипшим от ярости голосом. – И деньги тут ни при чём. Я только хочу знать: зачем? Вопрос был произнесён в особой манере – и ведьма повиновалась невысказанному приказу прежде, чем осознала его: - Затем, что эта земля принадлежит мне. И я распоряжаюсь тут всем. И всеми. Поняв, что сболтнула лишнее, Марьям замолчала. По неестественно белым щекам пробежала тень румянца. “Неужто смутилась?”, – удивился вер. – “Вот так диво!” - Значит, ты не оставишь этих людей в покое, – спросил он вслух. - Я уже объявила им свою волю, – колдунья надменно вздёрнула подбородок. – Отец всех чудовищ должен умереть. Пока он ещё слаб. Потом станет поздно. - Потом?.. - Мне было видение. Если ребёнок останется жив, прольются реки крови, сыновья восстанут на отцов и твердь небесная пошатнётся! – Марьям воздела руки к небу, словно вещала целой общине, а не одному-единственному веру, с циничной ухмылочкой на загорелом лице. - Но для родителей он – всего лишь ребёнок, – мягко возразил Шилак´х. – Как можно требовать от них смерти первенца? - Ты задаёшь глупые вопросы, охотник, – сдвинула брови ведьма. – Мои приказы не обсуждаются, они выполняются. Быстро и молча. Те, кто медлит или сопротивляются – умирают. Жители долины уже приговорены. У тебя же пока есть шанс. Садись на коня, забирай свои вещички и скачи во весь опор куда глаза глядят. Ту девку, что приглянулась тебе у колодца, я тоже разрешаю забрать. “Тяжёлый случай, запущенный”, – решил про себя оборотень. – “Мирным решением проблемы тут даже и не пахнет”. - Если ты завтра утром всё ещё будешь в долине, – продолжила Марьям, – не обессудь. Ты умрёшь, как и другие ослушники. В муках. Шилак´х не удостоил колдунью ответом. Вышел за ворота, постоял пару вздохов, зажмурившись от хлынувшего на него солнечного света. Затем вскочил на коня и, как ни в чём не бывало, отправился туда, откуда приехал. Девушки с серыми омутами глаз у колодца уже не было, зато никуда не делась старуха Извергиль. Завидев “добра молодца”, она паскудно ухмыльнулась, выставив на свет единственный сохранившийся зуб. Жёлтый и источенный, он выглядел так, словно старая карга всю жизнь напитывала его ядом. Оборотень не обратил на неё никакого внимания. Снова оказавшись в долине, вер окинул цепким, оценивающим взглядом лежащие на тропке валуны, почти отвесные стены скал, держащиеся непонятно на чём языки каменных осыпей. Сердце тоскливо защемило. Будь под его началом с десяток толковых бойцов, не обременённых предрассудками – да что там, просто толковых! – и он превратил бы долину в природную крепость. Настоящую твердыню. “Мечты, мечты…”, – скептически усмехнулся Шилак´х. Рассчитывать он мог только на себя. Как всегда. И оборотень поехал дальше, не утруждая себя бесполезными мечтаниями. На полдороги к хижине его встретили запахи очага, молока и домашней стряпни. Хозяйка возилась во дворе, возле врытой в землю круглой печки. Засовывая руку чуть ли не по плечо в пышущее жаром нутро, женщина извлекала оттуда ароматные, чуть присыпанные золой хлебные лепёшки. Младенца, мужичка и собак поблизости не ощущалось. - Вы быстро вернулись, господин, – заметила черноглазка, утирая со лба пот. – Что слышно хорошего? - Ничего, – вер спешился и, взяв жеребца под уздцы, повёл его к овину. Мысли о предстоящей схватке с Марьям занимали всё его сознание. Позаботившись о животных, Шилак´х вытащил на свет лежавшие тут же вьюки. И принялся методично перетряхивать содержимое – свёртки, свёрточки и сверточищи, аккуратно обвязанные шёлковыми шнурками с сургучными печатями на узелках. Нужное он откладывал в сторону, остальное убирал обратно. Постепенно рядом с вером выросла горка пакетов из пёстротканого шёлка. Вытянув самый меньший, оборотень уверенно сломал печать, сорвал шнур и размотал полосу яркой, сияющей на солнце ткани. Под шёлком обнаружился небольшой замшевый футляр из тех, в которых обычно хранят драгоценности. Повинуясь нетерпеливому движению, из него в подставленную жилистую ладонь выкатился перстень. Мощное серебряное основание. Три выгнутых лепестка, остриями от центра. Три огранённых каплями камня – ярко-зелёный, жёлто-зелёный и сине-зелёный, расходящихся от центра под равными углами. Три подвластные Истребителю стихии – вода, воздух и земля. Потому что Воплощённый Истребитель – не простой бродячий охотник на Тварей Тьмы. Не только искусный боец. Он ещё и маг. Боевой маг. Коротко вздохнув, Шилак´х одел перстень на средний палец правой руки. Камни мигнули, на мгновение поменяв цвет: ярко-зелёный стал сиренево-красным, жёлто-зелёный – оранжево-красным, сине-зелёный – фиолетово-коричневым. Руку закололо. Мурашки волной взбежали по плечу, охватили голову, шею, всё тело. Волосы на миг встали дыбом, зрение и слух изменились. Краски стали ярче, контуры чётче, шёпот обратился в крик. Внешняя сторона вещей превратилась в шелуху. Оборотень смотрел на женщину, возящуюся у тандыра, и видел тёмные щупальца гнили, грызущую её изнутри, бледную прерывистую ауру, говорящую о тяжёлой наследственной болезни. Залежи железной руды недалеко от дома. Проточенные жучками ходы в прочных на вид досках. Шорох земли под лапками землероек. В следующем свёртке обнаружился другой перстень, не менее странный – выгнутое щитом навершие, ощетинившееся сверкающим алмазным полем, целиком укрывшее фалангу указательного пальца на левой руке вера. Кое-где камни отсутствовали, образуя хаотически-абстрактный узор. Перстень являлся вместилищем приготовленных заранее заклятий. Мощных, способных дробить горы и высушивать океаны. Изготовить такой в полевых условиях было невозможно. Обычно Шилак´х пользовался им только в крайних случаях – но кто может сказать, когда он нагрянет, этот случай? Поэтому оборотень надевал его всегда, что называется, на всякий пожарный. Второй перстень, изумрудный, походил на первый, но чары, хранящиеся в нём, предназначались для повседневного использования. Вер пополнял его содержимое, как только возникала возможность. Каждый шип – и прозрачной тёмной зелени, и бесцветной сверкающей твёрдости – хранил в себе почти готовое заклятье. Для приведения магического оружия в действие требовался лишь ключ: жест или слово. В горячке сражения трудно сосредоточиться даже опытному специалисту, а магия оплошностей не прощает. Маг может ошибиться только раз. Зелёное кольцо украсило безымянный палец. Затем на свет появилась бутылочка тёмного стекла, которую оборотень откупорил с превеликой осторожностью. Бесцветные капли упали на подставленный язык. Состроив кислую рожицу, маг проглотил отвратное на вкус зелье. Ему не требовалось улучшáть быстроту движений и скорость реакции – они были превосходными, как у всякого вера-чистокровки. Эликсир смещал точку равновесия в душе оборотня, позволяя ему проникать в движение сил Тёмной стороны. Для того чтобы не соскользнуть в Хаос навсегда, тоже имелось верное средство. Его Шилак´х извлёк из последнего свёртка. Оберег – бесформенный, на взгляд непосвящённого, слиток чистого серебра – раскачивался на искусно выкованной витой цепи. На шею мага цепь легла неохотно: снадобья уже начинали действовать. Анк сиротливо прижался к более мощному собрату. Кожа зачесалась от большого количества магического металла, в носу защекотало. Вер не выдержал и чихнул. До чуткого слуха донеслось аханье, оханье и прочие бессмысленные женские возгласы. Глухо выругавшись, оборотень пошёл на звук – устроить выволочку тем, кто посмел отвлечь его от приготовлений. Сидя возле печи, хозяйка утешала девушку, ту самую, которую вер повстречал у колодца. Чёрный балахон запылён и местами порван, в дырах виднеется белая, не знающая солнца кожа. Серые омуты оторвались от земли, едва на женщин упала высокая стройная тень. - Что стряслось? – Хрипло осведомился Шилак´х, только сейчас рассмотревший синяки и ссадины на лице и теле девушки. - Её избили, – ответила женщина. – За то, что она говорила с тобой. Старуха Извергиль… - С-с-с… старая карга! – С чувством сказал оборотень. - Старуха Извергиль, – спокойно продолжила хозяйка, – разболтала всем, что Сауле содеяла грех с нечистым. С тобой. Отец и братья пошли к Марьям, к гадалке – та всё подтвердила. Мужчины поколотили её и заперли. Завтра с утра её хотели побить камнями. Сауле не стала дожидаться казни и сбежала. “Всё как всегда”, – вздохнул вер. – “Среди людей побеждает не тот, кто честнее, сильнее и говорит правду, а тот, у кого хватает наглости возводить поклёп на невинных. Но, однако, какая смелость! Другая на её месте покорно пошла бы на смерть… а эта сбежала. Бунтарка, однако”. - И что теперь, храбрая девушка? – спросил он чуть мягче. Серые омуты равнодушно моргнули: - Мне всё равно, что будет, – безжизненным тоном сказала девушка. - Зато м н е не всё равно, – буркнул вер, казалось, себе под нос, но так, что услышали все. – Ты останешься здесь. Только… - Только что? – Обеспокоенно спросила хозяйка. - Мало кто из нас доживёт до утра. Сауле вздрогнула. Бледные губы прошептали: “От судьбы не уйдёшь”. Черноглазка тихо вздохнула: - Лишь бы мой мальчик остался жив. – Её лицо и тело выражали полную покорность судьбе, однако спустя секунду женщина словно с цепи сорвалась: - Это всё гадалка, да? Ты ведь говорил с ней, господин! Что она тебе наплела?! Что я должна убить своего сына? Да на что мне жизнь без моей кровиночки?! - Тише, Нара, тише, – девушка обхватила хозяйку за плечи и силой усадила рядом с собой. – Ты же видишь: господин к чему-то готовится – не просто же так он надел все эти кольца… “Ишь, востроглазая”, – усмехнулся про себя Шилак´х. От мысли, что он не безразличен обладательнице серых глаз, потеплело на душе. Оберег перестал трепыхаться на груди и лёг так, как положено. Аккурат между пластинами крепких мышц, почти напротив сердца. Рядом с неестественно заблестевшим крестом. - Как бы там ни было, от вас теперь мало что зависит, – произнеся это, вер отогнал лишние мысли и пошёл к полуразрушенной башне. Поднявшись по куче щебня к загадочно темнеющему дверному проёму, он прищурился. Зрение редко изменяло оборотню, однако он отличался редкостным здравомыслием и понапрасну рисковать не любил. Щёлкнув пальцами, маг вызвал к жизни светлячка. Жёлто-розовая жемчужина взмыла над головой, разбухла до размеров крупного апельсина и осветила запылённые внутренности башни. Кроме мерзости запустения, Шилак´х увидел протянувшуюся между этажами крепкую ещё деревянную лестницу. Ступеньки обвивались вокруг странно пахнущего центрального столба. Дотронувшись до необычного материала, вер с изумлением понял, что это – металл. И не простой: поднимаясь, он не заметил нигде даже лёгких следов ржавчины. Столб пронзал крышу, устремляясь ввысь, навстречу лиловым тучам, видимым через огромные прорехи. Убедившись в прочности поддерживающих дырявую кровлю балок, оборотень в несколько прыжков оказался наверху. И едва не поскользнулся на покрывающих крышу чешуйках-черепках. Выругавшись, маг обошёл башню по кругу, внимательно глядя на небо. Неяркое осеннее солнышко, озарявшее с утра этот мир, спряталось в кружевных облаках. Ветер гнал их дальше на юг и по земле скользили диковинные тени. Следом за воздушными замками ползли тяжёлые фиолетовые тучи. Они лениво перемещались по кругу, обстоятельно обкладывая долину шевелящимся покрывалом. В тёмно-лиловых недрах полыхали зарницы, едва слышно рокотал гром. Это значило, что Марьям не стала дожидаться утра – вполне естественное поведение для поклонников Хаоса – и решила напасть немедленно. Или не захотела рисковать, разглядев сдобренную магией ауру бродячего охотника на чудовищ. От въезда в долину раздался знакомый по прошлой ночи вой. Шилак´х бросил взгляд вниз. Хозяин уже поспешал домой, гоня перед собой блеющих дурными голосами овец. В этом ему успешно помогали обе собаки, носящиеся вокруг серыми молниями. Завывание лаков не производило на них ни малейшего впечатления. - Что бы сегодня не произошло, оно случится здесь, в этом месте, – негромко произнёс оборотень и понял: да, именно так. По каким-то своим причинам Создатель избрал эту долину, эту башню, этих людей – и его, грешного. На обратном пути вер укрепил магией полуразрушенное здание, выгнал крыс и пауков, уничтожил пыль. Мужичок встретил его у входа. - Знатной грозе быть, – заметил он, пожевав губами, по обыкновению. Словно подтверждая эти слова, над головами полыхнула зарница, – огромная, неестественно-розовая – пронзив ветвистым рогом клубящиеся тучи. - Это не простая гроза, – проронил Шилак‘х, – а волшебная. Гадалка решила, что всем нам пора перестать жить. Адский раскат грома заглушил ответ хозяина. Вздрогнув, мужичок втянул голову в плечи. Овцы заметались, испуганно блея. Собаки зашныряли вокруг с утроенной энергией. Один оборотень остался стоять, как стоял – в походном облачении и магических украшениях, с мечом за спиной. Его широко распахнутые глаза сияли неестественным блеском. Заглянув туда, мужичок ужаснулся: из серебристо-синих омутов на него смотрело аж по три зрачка! Хищных, вытянутых, притягивающих бархатистой темнотой. - Тебе лучше проводить женщин в башню, – голос вера тоже изменился, став глубже и звучнее. Теперь властность не просто угадывалась в нём, она повергала в трепет, заставляла повиноваться, не задумываясь. Горец помчался в дом, сломя голову. В спину его подгонял внезапно поднявшийся ветер. Отара осталась на попечение собак. Впрочем, овчаркам это было не впервой: псы шустро загнали испуганных овец под крышу. Вер опять скрылся в башне. Лёгкое прикосновение к странному металлу столба – и тот послушно замерцал жемчужно-серым светом. Несколько диковинных жестов спустили с цепи боевые чары изумрудного перстня. Сгустки магической энергии зарылись в щебень, готовые накинуться на врага при первом удобном случае. Шилак’ху нравились такие штучки. Что с того, что они были запрещены Всемирным Магическим Собором в чёрт-те-знает каком году? Борьба с Хаосом – не детские игрушки. Свет, струящийся от входа в башню, заслонили женщины и мужичок с охотничьим луком. В одной руке он держал связки стрел, в другой – полный колчан. - Может, и я на что сгожусь? – Просящим тоном спросил тот. - Там видно будет, – бросил вер. – Женщины идут наверх и прячутся под крышей, а ты выбери себе местечко поудобнее. Какие наконечники у стрел? Хозяин молча показал обожжённые до остроты прутики. Оборотень выругался, не смущаясь дам, и снова взялся за зелёное колечко. Воздух уплотнился, напитался тяжестью. Словно из ничего возникли сверкающие серебром острия и горкой упали в подставленные ладони мага. Сауле и Нара обменялись потрясёнными взглядами. - Береги их, – сухо попросил вер мужичка. – А вы – марш наверх! Женщины, спохватившись, засеменили по узкой винтовой лестнице. Знакомый, леденящий кровь вой раздавался всё ближе. Шилак’х точно рассчитанным пассом запечатал вход в башню перед самым носом первого из лаков. Недооборотень с разгона угодил в невидимое препятствие. Спешащие следом “щеночки” не успели притормозить – вер бесстрастно отметил, что ни одна тварь Марьям не отличается быстротой реакции – и врезались в торопыгу, едва не сломав тому спину. - Почему ты не убьёшь их? – Донёсся голос Нары откуда-то сверху. - Ты хочешь, чтобы я пролил кровь твоих соседей и соплеменников? – Осведомился оборотень. – Интересно, почему? - Они хотят убить моего сына!!! - Этого хочет Марьям, – спокойно поправил её Шилак’х. – Только она сможет пройти внутрь… - Так она, того-этого, ещё прибьёт нас всех! – Запаниковал мужичок. - …навстречу своей смерти, – вер слегка повысил голос. Пропитанный магией воздух завибрировал в ответ. Ему вторили окружившие башню волколаки. Единственный в этой долине настоящий оборотень испытал нечто вроде беспокойства: никакой опыт не спасает от волнения перед моментом истины. Шилак’х дотронулся до округлого навершия меча, провёл ладонями по высоким манжетам куртки, под которыми скрывались парные кинжалы в хитроумных ножнах, переступил с ноги на ногу… Столб из загадочного металла с льнущей к нему лестницей и притаившимися там обитателями долины остался в самом надёжном месте: за широкой спиной вера. Свет померк в окружающем башню мире. Всё внутри потеряло цвет, стало плоским и серым. Фиолетовый всплеск у входа на мгновение ослепил Шилак’ха. Повторное “запирающее” заклятие он наложил автоматически. Нюх подсказал: внутрь успело проникнуть не меньше десятка недооборотней. Вставшие дыбом волосы говорили о том, что лаки не одиноки. Где-то неподалёку до поры до времени затаилась Марьям. Перед глазами плавали оранжевые круги. Шилак’х притворился беспомощным ослепшим человеком – завертел головой, тараща в сумерки бесполезные пока очи. На самом деле он абсолютно точно знал, где находится каждая из прорвавшихся внутрь десяти злобных тварей. В ладони скользнули нагретые рукоятки кордов. Лак, первым влетевший в башню, пал жертвой магической ловушки. Учуяв близкую жертву, та выпрыгнула из щебня и набросилась на неё мерцающей серебристой сеткой – так, по крайней мере, это выглядело для магического зрения Шилак’ха. Лак издал странный хлюпающий звук, словно подавился чем-то, и моментально сморщился, ссохся, испустив дух. Парочку, бросившуюся ему на помощь, постигла та же участь: вер не любил заклятий одноразового применения. Стремясь обеспечить безопасность остаткам войска, колдунья прошипела нейтрализующее заклинание. Оно подействовало только частично: ловушки увидели все. Некоторые лаки отшатнулись от ярких зелёных пятен, вдруг вспыхнувших под ногами. Марьям умело спряталась в окружающем её воздухе. Вер не ощущал ни возмущений магического эфира, ни характерного для людей запаха. Она дала ему только один шанс узнать, где находится… но Шилак’х им не воспользовался. Да, на близком расстоянии меч или умелые руки намного быстрее заклинания, сотворённого чародеем. Но оставалось ещё семеро лаков; медлительных, однако вполне способных попортить шкуру. Сейчас они как раз окружали вера, угрожающе рыча. Самый хитрый пытался подкрасться к лестнице, заходя ему в спину. Внезапно в нижнюю ступеньку вонзилась стрела. Волколак отпрянул – серебряный наконечник едва не оцарапал ему нос. При этом он оказался в опасной близости от мага. Короткое заклинание разорвало частично трансформированное сердце. Недооборотень пошатнулся и рухнул в щебень, подняв клубы пыли. Оставшиеся в живых лаки прыгнули на Шилак’ха. И тотчас же целый рой огненных сгустков стартовал из жемчужного сумрака. Вер шагнул навстречу оскаленным пастям, одновременно разворачиваясь влево. Настолько быстро, что тела недооборотней оказались зависшими в воздухе. Посеребрённые клинки окончательно покинули ножны. Предсмертные хрипы, вырвавшиеся из перерезанных трахей, потонули в вое сожжённых волколаков. В ноздри шибануло палёной шерстью и горелым мясом. Промахнувшиеся недооборотни, не попавшие под дружественный огонь, прижались животами к земле. Они не решались напасть и только глухо рычали. На нижних ступеньках винтовой лестницы каша из обожжённых тел пыталась измениться. В последний раз. Внезапно из стен башни побежали огненные ручейки. Петляя между камнями, они в мгновение ока собрались у ног Шилак’ха. И оборотня окружила гудящая стена магического пламени. Его выручило присущее верам проворство. И вовремя извлечённое защитное заклинание. Мысленно потянувшись к низко висящим тучам, маг зачерпнул щедро напитанное влагой пространство. Пламя зашипело огромным умирающим тигром. На недооборотней обрушилась волна перегретого пара. Основательно ошпаренные твари завопили и вер швырнул в них хорошо видными, но не обезвреженными ловушками. Не пропадать же добру! Марьям решительно шагнула из тени. Голубоватые сгустки маны в три приёма сожрали то, что оставил от магического щита огненно-водяной катаклизм. Шилак’х инстинктивно метнул в неё сверкнувшие серебром жала кордов. Блестящий металл потускнел и осыпался. Клинки скользнули по чёрному балахону, не причинив вреда хозяйке. - Ну вот и всё, охотник на чудовищ, – произнесла она звучным грудным голосом. – Игры кончились. Пришло время умирать. Но сначала ты увидишь, как я уничтожу отвергнувших мою волю. - Интересно, как ты это сделаешь? – Хрипло спросил оборотень. - Глупый охотник на чудовищ… – Ведьма осеклась, увидев протянутую к ней сжатую в кулак руку, с троицей сияющих в перстне камней. - Триллиум! – Ошарашенно выдохнула она. - Триллиум, троица, триада… Называй, как хочешь, – негромко произнёс вер. – Суть от этого не меняется: три управляемые стихии, три полных ступени посвящения, три уровня воздействия. - Так ты боевой маг! – Злобно прошипела ведьма. - И к тому же чистокровный оборотень, – спокойно добавил Шилак’х. – А ведь я тебя предупреждал… Марьям сказала, куда, по её мнению, оборотню следует отправить предупреждения, кольцо и всё остальное. - Тебе не позавидуешь, – усмехнулся он в ответ. – Выслеживала ящерицу, а наткнулась на огнедышащего дракона. Смотри, не обожгись! - Похоже, кто-то из нас забыл, кому тут подчиняется Пламя! Разъярённая колдунья выкрикнула укороченную формулу и сделала короткое движение кистью – заклятие она, видимо, приготовила заранее. Редкие волосы на спине оборотня вздыбились, почуяв исходивший от Марьям вихрь энергии. Минутой позже он превратился в настоящий ураган. Застонал врывавшийся сквозь дыры ветер, трухлявые балки тряслись, пытаясь удержать на месте то, что когда-то было крышей. Куски черепицы уносились ввысь, гнилые стропила трещали, но держались. Камни на перстне вера заискрились и вспыхнули синим светом. Зрачки, отразив индиговое пламя самоцветов, расплылись, заполнили радужницу, хлынули через край. Ураган усилился, но теперь башня стояла в его центре и в ней не шевелилась ни одна песчинка, только адские раскаты грома следовали один за другим. Марьям свела брови к переносице, засопела от натуги. Ярко-розовая молния ударила прямо в столб, на котором до сих пор держалась башня. Трухлявые балки застонали и переломились, словно спички. Обломки посыпались вниз, но натолкнулись на невидимую преграду, которая отбросила их вверх, как прошлогоднюю солому. Прятавшийся под стропилами мужичонка следил за полётом брёвен с раскрытым ртом. Случайная молния угодила прямо туда, заставив стрелка выгнуться в агонии. Не удержавшись на поверхе, тело упало в пролёт, кувыркаясь в воздухе. Полный горя и отчаяния крик перекрыл на мгновение грохот бури и глухой удар о землю. Жена горца сломя голову бросилась вниз, к неподвижно лежащему телу мужа. - Сейчас ты получишь то, чего добивался, – прохрипела разъярённая Марьям. Сделав сложный жест, она выкрикнула несколько слов на странном гортанном языке. Трухлявая лестница, потеряв подаренную магией прочность, обвалилась – и Нара рухнула с высоты в три человеческих роста. Шилак’х мысленно отметил место, где под грудой деревянных обломков оказалась жена горца. Возможно, ещё живая. - Почему ты так боишься этого ребёнка? – Низкое ворчание боевого мага заставляло вибрировать не только воздух, но и тот тончайший эфир, из которого волшебники плетут сети заклинаний. – Что в нём особенного? - Зачем тебе знать, оборотень? - Затем… что… я… так… хочу… Услышав странные вибрации мужского голоса, Сауле сжалась под остатками балки, обвивая телом маленький дрожащий комочек – чужое дитя. Младенец не спал, но лежал тихо, словно понимая, что в этот момент решается его судьба. Марьям, сделав титаническое усилие, сделала попытку сбросить путы чужой воли. Волосы цвета воронова крыла вздыбились, вырвались из-под платка, засияли, затрещали голубыми искрами. С кончиков пальцев стали срываться ветвистые молнии. С превеликим трудом, словно на её плечах висело по несколько дюжих мужиков, колдунья подняла руки и произнесла нараспев: Разделитесь, Свет и Тьма, Дух и Тело – разойдись, Сумрак в небо утеки, Тело в камень обратись… Шилак’х рассмеялся. Давно утекли в Лету времена, когда его можно было нейтрализовать таким примитивным заклинанием. Посланную “сеть” он перехватил на лету и отбил в сторону лестницы. Туда, где визжа, ползало по ступеням жуткое двухголовое чудовище – получеловек, полуволк. Изуродованные совместной трансформацией тела выгнулись, из глоток вырвался жуткий звук. То ли стон, то ли рычание. Обладавший магическим зрением мог видеть, как из мутанта вытекли подгоняемые заклинанием души и распались на неравные части. Крохотные белые и чёрные пятнышки ринулись в противоположные стороны друг от друга, большие серые тучки медленно рассеялись в воздухе. На щебёнке осталась лежать каменная статуя ночного кошмара. Эта попытка сопротивления лишила Марьям последних сил. Вер без труда сломил её волю и снова задал так интересовавший его вопрос: - Почему ты так боишься этого ребёнка? Что в нём особенного? - Неужели ещё не понял? – Голос колдуньи был тихим и почти безжизненным. – Это ведь воплощение легендарного Шо´гра… прямого потомка Первого Императора… его Предназначение – истребление рода людского… его н е о б х о д и м о было уничтожить… - И ради этого стоило ломать судьбы всем им? – Шилак’х обвёл рукой поле боя. - Стоило… – отозвалась Марьям, – но теперь… их жертва напрасна… ты вряд ли убьёшь своего е д и н о к р о в н о г о Повелителя… Оборотень скривился и аккуратно погасил ещё теплящейся в чародейке огонёк жизни. Женщина рухнула, как марионетка, у которой внезапно оборвались все нити. Поднятая падением пыль осыпалась на её голову, словно пепел. - Дура, – бросил он вслед уходящей во Тьму душе. – У меня нет повелителя на земле… кроме Создателя, да пронзит Его Воля Всё Сущее! Буря прекратилась, и голос боевого мага отчётливо раздавался в наступившей тишине. Обшарив острым зрением густые сумерки, Шилак’х остановил взгляд на куче мусора, под которой находилось тело Нары. Прощупал её магическим способом… и не обнаружил признаков жизни. Зато две испуганные живые души прятались в темноте и тишине, под остатками крыши. - Сауле! Девушка выглянула из-за трухлявой балки. - Не шевелись и ничего не бойся! – Распорядился оборотень. – Сейчас я вас спущу! Серые глаза испуганно расширились, когда Сауле поняла, что парит в воздухе вместе со своей ношей. Воля победившего мага уверенно направляла полёт, завершившийся благополучным приземлением. Снова ощутив под ногами твёрдую, хоть и залитую кровью землю, девица осмелела. - Что ты будешь делать дальше, господин? С ребёнком… и со мной? - Насчёт тебя всё ясно, – буркнул вер. – Мы скоро уедем отсюда. - А младенец? И его мать? Шилак’х поскрёб кончиками пальцев щетину, успевшую отрасти за время магической схватки. Зрачки вновь слились в единое круглое целое, глаза потеряли пугающе синий оттенок. - Нара мертва, – сухо сообщил он. – Так что мы – единственные, кто может решить его судьбу. - Зачем нам её решать? – Удивилась горянка. - Знаешь, когда-то… очень-очень давно… был на свете, гм… человек, который очень не хотел умирать, – пустился в объяснения оборотень. – Он смешивал свою кровь с кровью дочерей, дочерей их дочерей и дочерей дочерей их дочерей. До тех пор, пока на свете не появился младенец, в которого после смерти переселилась его душа. И, поверь мне, ничем хорошим это не кончилось. А теперь я узнал, что старый Шограй сделал так же… Сауле, этого малыша необходимо убить. - Что?! – Закричала девушка, прижав к себе ребёнка так сильно, будто маг уже вырывал его из рук. – Он всего лишь ребёнок! Он не причинил никому никакого зла! - Никакого зла? А это? – Вер кивнул на трупы, на перемешанные с кровью камни и щебёнку, хрустевшие под ногами. – Ничего бы не случилось, если бы этот старый муд… рец не решился на перевоплощение! Сауле, пойми – он опасен! Сейчас у нас есть шанс остановить его, пока он ещё слаб! Пока он ничего не вспомнил! Серые глаза взглянули на Шилак’ха с укором: - Кровь, пропитавшую эти камни, пролили ты и Марьям. Нечего сваливать свои грехи на беззащитного младенца! - Да, – сухо согласился оборотень, – эту кровь пролили м ы. Из-за н е г о. - Малыш не отвечает за ту чушь, которую маги вбивают себе в головы! Вер прикрыл глаза, мысленно взывая к милости Создателя Всего Сущего, умоляя ниспослать ему выдержку и спокойствие, необходимые для общения с бунтующей горянкой. - Сауле, – он решил зайти с другой стороны. – Ты умеешь обращаться с ребёнком? С маленьким ребёнком, всего нескольких недель от роду? Спрашивая это, он надеялся услышать растерянное: “нет”, но просчитался. - Умею, – в голосе девушки не убавилось ни решимости, ни вызова. – Пеленать, играть, кормить… ты доволен, господин? “Ещё одно слово “господин”, произнесённое таким тоном, – решил про себя оборотень, – и я перестану считать его вежливым обращением”. - Доволен, – буркнул он. – Осталось только найти корм. - Козье молоко подойдёт, – затараторила девица. – Я знаю: как-то Нара жаловалась, что своего ей не хватает… - Умоляю тебя – избавь меня от этих подробностей! Сауле, услышав непривычные слова, обиделась и замолчала. Маг распечатал вход в башню и внутрь ворвался свежий, пропитанный влагой воздух, нежно чмокнув их в разгорячённые спором лица. Жемчужно-серое свечение металлического столба стало меркнуть и оборотень, не говоря ни слова, шагнул наружу. Девушка опасливо выглянула из полуразрушенной башни. Тучи расходились, открывая бездонное небо, фиолетово-голубое от наступающих сумерек. Над гребнем повис призрачный пока круг луны в обрамлении ярких мохнатых звёзд. Взгляд девушки упал на стройную фигуру, петляющую между странными тёмными грудами. Крепко прижимая к себе младенца, Сауле осторожно подошла к одной из них. В ноздри ударил терпкий аромат свежепролитой крови. В слабом свете сумерек виднелись наполовину изменённые, отвратительные тела недооборотней. - Что тут случилось? – Еле слышно прошептала горянка. - Со смертью Марьям исчезла воля, руководящая этими несчастными тварями, – так же тихо объяснил маг. – Остались лишь ненависть и злоба. Выместить их они могли только на своих… - Какой ужас! Оборотень смерил девушку взглядом, явно собираясь что-то сказать, но передумал и молча пошёл к овину за животными и багажом. Потрясённая Сауле постаралась как можно быстрее выйти с поля брани. Зайдя в опустевший, разорённый ураганным ветром дом, девушка растерянно осмотрелась в поисках детских вещей. Младенец тонко пискнул и засучил ручками. Его непонятного цвета глаза сфокусировались на лежащей в углу колыбели. - Что ты хочешь, кроха? – Промурлыкала Сауле. – Игрушку? Ребёнок пискнул ещё раз и девушка ощутила, как между пальцами просачивается неожиданное влажное тепло. Горянка рассмеялась: - Маленький проказник! В своей семье она была старшей, её сызмальства приучили работать по хозяйству и нянчиться с младшими братишками и сестрёнками. Отыскав глазами чистый кусок ткани – им оказалась занавесь, ещё недавно скрывавшая люльку от чужих глаз – девушка принялась сноровисто перепелёнывать ребёнка. Вертя перед собой крохотное тельце, Сауле обратила внимание на странное родимое пятно. Оно было похоже на странный Т-образный крест, висящий на шее вера и располагалось с внутренней стороны плеча, почти под подмышкой. Медленно и аккуратно девушка завершила начатое. Она не хотела, чтобы оборотень знал о пятне… и о том, что его слова начали казаться ей вполне разумными. Ведь убийство – смертный грех! Стройная тень заслонила дверной проём: - Вы уже собрались? Сауле даже вздрогнула от неожиданности. Заметив это, Шилак’х объяснил: - Я могу видеть в темноте… точнее, для меня её просто не существует. Девушка кивнула и стала торопливо кидать в колыбель замеченные ею детские вещи. Пожитков набралось немного. Положив сверху до странности тихого младенца, она обхватила сплетённую из веток и устланную овечьими шкурами люльку: - Мы готовы. Оборотень сухо кивнул. На улице их дожидался целый караван: кроме жеребца и навьюченного поклажей мула там темнела арба с впряжённым в неё усталым осликом – Сауле без труда узнала повозку хозяина долины. К арбе были привязаны три испуганно блеющие козы. Вер закинул в арбу детскую колыбель и помог девушке забраться на огороженный помост между двумя огромными колёсами. Там её ждал приятный сюрприз: натянутый на скорую руку тент из выделанных овечьих кож. - Благодарствую, господин, – горячо произнесла она. - Шилак’х, – бросил варлок. – Просто Шилак’х. Устроив девушку и ребёнка, оборотень вскочил в седло и ткнул пятками жеребца. Тот тронулся с места, его примеру последовали мул и запряжённый в арбу ослик. Когда они проезжали через затихшее, опустившее селение, в котором не светилось ни одного огонька, Сауле спросила: - Господин… Шилак’х… Почему она э т о сделала? - Что “это”? - Там, возле башни… там ведь были все… даже те, кому она раньше не давала никаких зелий, – голос девушки сорвался. – И мой отец, и мои братья… Почему она поступила так с нами? - Ты хочешь знать, почему она превратила всех жителей деревни в волколаков? Почему она обрекла их на смерть? – Некоторое время Шилак’х молчал, собираясь с мыслями, затем бесстрастно произнёс: - Потому что она верила в свою правоту. - Но ведь Нара тоже… верила… Варлок невесело усмехнулся: - Когда всем начинает казаться, что они правы, в дело вступает Создатель Всего Сущего. Иногда его ещё называют Богом… Александра Марлинская Астрахань, 2003 г. Дата публикации: 2008-10-13 13:53:36 Просмотров: 8742 [ Назад ]